Следует отметить, что большинство  африканцев, привезенных на Ямайку в качестве рабов происходило вовсе не из Эфиопии, а из западной Африки, из так называемого Золотого Берега: территория современных Дагомеи, Того и Ганы, но поскольку все они утратили свой язык, и говорили уже только по-английски, то они читали Библию на английском. А в Библии из африканских местностей упоминается только Эфиопия, поэтому ямайские африканцы стали считать себя эфиопами в изгнании.

Растаманы должны были соблюдать ряд запретов (~ кашрут): не есть свинину, моллюсков, рыб без чешуи, не курить табак и не пить ром и вино (позже этот запрет стали объяснять тем, что вскоре братия будет пить пальмовое вино в Африке) не употреблять соль, уксус, коровье молоко, не играть в азартные игры. Поскольку Бог создал человека по своему образу и подобию, то любое искажение божественного облика, в том числе стрижка и бритье – грех. Растаманы стали носить длинные волосы, образующие локоны – очень характерная деталь их внешнего облика. По этой прическе растаманов стали называть dreadlocks – «ужасные патлы», или просто – dreads.
Существуют разные интерпретации значения дредов: дреды – символизируют гриву льва. Солист группы “Карибасы” Филипп Никаноров предлагает иную интерпретацию: “Дреды символизируют единение человека с природой. По сути дела это корни.”
Ортодоксальных растаманов называют также lockoman или natty dread (natty на ямайском пиджине – патуа – означает курчавую шевелюру африканца, в переносном смысле – презрительную кличку чернокожих. В духе завета Гарви: «Черное – прекрасно!» растаманы превратили глумливое словцо в предмет гордости.)

Бога братия называла Jah Джа от «Джехова» - «Иегова» (Джа также ассоциировался с Джа Джа, властителем Опобо в дельте Нигера, плененного англичанами в 1887г. и сосланного на о. Сент-Винсент на Карибах. )Джа имел много воплощений, последнее из которых – Хайле Селасси I . После него новых воплощений Джа не предвиделось. Символами растаманов стали зелено-красно-золотой флаг и нашивки той же расцветки – цветов национального флага Эфиопии и изображение льва («Воинствующего Льва Иудейского) как символа мощи Эфиопии.

Особое внимание братия уделяла борьбе с «порабощением сознания черного человека», позже эта тема станет главной в расте. В связи с этим очень опасным и зловредным считалось европейское образование. В своих общинах «эфиопы в изгнании» организовали изучение истории Африки и амхарского языка. Понятие реинкарнации стало все чаще толковаться как возрождение утраченной культуры, возвращение к истокам.

Несколько слов нужно сказать о наиболее известных растаманских общинах. Самая известная растаманская община – Пиннакль существовала в 1940 – 1954 годах, насчитывая около 600 членов. Ее основателем был уже упоминавшийся выше Леонард Холуэлл – один из «столпов» расты. Бывалый человек, по его рассказам, участник англо-ашантийской войны 1896 года (что, впрочем, весьма маловероятно, так как Холуэлл дожил до 1981 года) . В 1930 году Холуэлл издал в Аккре «основополагающий» текст расты – «Обетованный ключ». В 30-е годы Холуэлл проповедует на Ямайке, при этом он неоднократно предсказывает дату репатриации, продавая до пяти тысяч портретов Хайле Селасси I – «пропусков в Африку». Холуэлл неоднократно арестовывался за мошенничество (так власти расценили продажу «пропусков», за которой последовала массовая распродажа имущества и ожидание «репатриантами» на набережной кораблей, посланных императором), то за оскорбление властей и призыв к свержению власти Вавилона, в последующие годы все чаще за пропаганду «травы мудрости», т.е. марихуаны. Холуэлл призывал к отказу от любой работы на Вавилон, что было нетрудно, так как большинство уверовавших были безработными, к несотрудничеству с властями, к отказу от любых контактов с Вавилоном. Община в Пиннакле – «Эфиопское общество спасения» – была организована по типу маррунских поселений (поселения беглых рабов, местная разновидность бразильской “Республики Палмерас”; широкому читателю маруны известны по одноименному роману Майн Рида; maroon  от испанского cimmaron “неприрученный”, “дикий”), охранялась «эфиопскими воинами», запрещавшими окрестным жителям платить налоги властям. Сам Холуэлл, проживавший со своим гаремом в отдельном доме, считался живым богом Гангунгу Мараджем, рангом пониже, чем воплощение Джа – Хайле Селасси I.   

А. Данкли, услышав о коронации Раса Тафари Маконнена, два с половиной года самостоятельно штудировал Библию, чтобы понять,  не тот ли это самый император, о воцарении которого пророчествовал Маркус Гарви. Убедившись в этом на основании сокрытых в Писании указаний, Данкли основал «Миссионерское движение Царя Царей». Примерно в то же время Дж. Хибберт основывает организацию под названием «Эфиопские мистические массоны».

Популярности расты на Ямайке способствовала кампания солидарности с Эфиопией в годы итальянской агрессии. В 1937г. император уполномочил своего кузена Малаку Е. Байена, автора популярной среди растаманов книги «Шествие черного человека: Эфиопия впереди», основать Всемирную эфиопскую федерацию, штаб-квартира которой располагалась в Нью-Йорке. Задачей федерации была организация помощи мировой общественности Эфиопии. В 1938г. при участии Хибберта и Данкли было основано «местное отделение № 17», а в 1942 – «№ 31». Они тут же превратились в организации растафари. Федерация существовала и после второй мировой войны. В 1955 г. состоялся визит ее представителя Мамми Ричардсон на Ямайку для встречи с «местным отделением». Мамми Ричардсон сообщила о даровании Хайле Селасси I «чернокожим Запада» пятисот акров земли в знак признательности за поддержку в годы войны. И вновь Ямайку охватила переселенческая лихорадка, возбуждение вылилось в многочисленные инциденты, в том числе в символический захват Кингстона растаманами в марте 1958 г. и попытку организации партизанского очага, предпринятую видным деятелем «движения» бывшем священником Клодисом Генри и его сыном.
На пожалованных Хайле Селасси I землях в Шашамани, в 300 километрах от Аддис-Абебы существовала община ортодоксальных растаманов.
После революции 1974 года, к власти в Эфиопии пришли коммунисты под руководством Менгисту Хайле Мариам. Они сбросили  Раса Тафари Мэконена в шахту, земли братии были причислены к феодальным держаниям, и на этом основании национализированы. В ноябре 1978 взглянуть на сбывшуюся утопию приехал Боб Марли. Визит обескуражил великого растамана.

Растаманы очень своеобразно интерпретировали информацию о событиях в мире, почерпнутую из газет. История «Ордена Наябинги» в этом смысле пример очень показательный:
7.12.1935 в “Jamaica Times” была опубликована статья, перепечатанная из американского “Digest Magazine”. Ее автор, некий Ф. Филос, сообщал о существовании “тайного ордена Наябинги”, якобы образованного в Бельгийском Конго в 1923 для кровавой мести  европейцам. Скорее всего, основой для статьи послужили известия о кимбангистском движении. Панафриканские конгрессы, утверждает статья, не что иное, как сборище Наябинги, что в переводе означает “Бей белых”, да еще связанное с Москвой, где будто бы и проходил последний панафриканский конгресс. Все африканцы, служащие в европейских армиях, – члены  ордена, а во главе его сам Хайле Селасси I . В Эфиопию же ведут все нити всемирного заговора. Лишь Ку-клукс-клан понял опасность, но его предводители были погублены орденом Наябинги – изведены загадочной болезнью.
Статья была явной фальшивкой, инспирированной итальянской агентурой для оправдания агрессии, но братия поверила ему и одобрила цели ордена, возглавляемые божеством. Отныне «Орденом Наябинги» стало называться экстремистское крыло расты.
Кроме того, так стали называться и собрания растаманов для общения, обсуждения и истолкования в свете учения последних новостей, дискуссий по вопросам веры или просто для отдыха. Позже «эфиопские воины» стали называть себя  “niyamen”, а имя “niyabinghi” присвоили церемониальным барабанам растаманов, ставшими затем римической основой музыки рэгги.
В 70-80 годы «наябинги» – непременная тема в песнях рэгги. Правда, как это случилось в «новой расте» со всеми понятиями «сектантской расты», оно приобрело абстрактный характер. Продюсер группы «Сыновья негуса» так поясняет автору статьи «Маркус Гарви встречается с рок-музыкантами» ( разумеется встреча с умершим в 1940 Гарви – метафора) К.Гейду название их пластинки «Наябинги»: « Слово «наябинги» означает «песнопение, заклятие»… Когда дети Израиля обходили Иерихон и пели хвалу Джа, чтобы стены рухнули, это и было наябинги. Это когда вы все высказываете откровенно, восхваляете Джа, просите его поразить огнем все подлое и нечестивое».

После провозглашения независимости Ямайки в 1962 раста выходит из подполья. Несмотря на продолжающиеся конфликты растаманов с полицией влияние сект растет, влияние культа распространяется на все слои общества. Растаманы получают доступ на радио, возможность издавать свои газеты и брошюры, их статьи публикует университетский журнал. И именно в 60е годы раста разделяется на религиозное и политическое течения. Последнее все более приспосабливается к реальности, оставляя надежды на репатриацию в Африку и понимая возвращение в Эфиопию как возрождение африканской культуры.

Существует несколько этимологий слова reggae: Тутс Хибберт считает, что слово пустил в оборот именно он, назвав свои песни музыкой для простых regular людей; но почитатели Царя Царей выводят reggae из слова «царский».

В саунд-систем было принято слушать песни, с пиететом относясь к их содержанию. Но молодежь растафари хотела и потанцевать, то принадлежащие братии студии звукозаписи наладили выпуск пластинок, где на одной стороне были песни с текстами, а на другой они же, но без вокала. Вскоре, однако, танцевать под «религиозно-политические» песни  сделалось привычным. На фоне инструментального варианта диск-жокеи, стали наговаривать стихи растафарианского содержания, чуть позже такое наложение стало выходить и отдельными пластинками.

Молодым людям обычно несвойственно обращаться к религиозным движениям за истолкованием своего неприятия мира. Если им и суждено подпасть под влияние идей растафари, то необходимо вмешательство некоего посредника, доносящего эти идеи. Молодежь воспринимает политическое содержание песен, поскольку речь отчасти и о ее собственном положении.

Те, кто не приемлет манеру одеваться или не нуждается в религиозных идеях, воспринимают язык, те, кто не усваивает язык, с помощью которого растафари проводит переоценку всех ценностей, воспринимают музыку. 

I-Talk - язык растафари

Вместе с текстами рэгги распространился и созданный растаманами язык – I-Words, I-Talk или Dread Talk . В нем отсутствует объектный падеж личных местоимений первого лица единственного числа. Вместо “мы” – we следовало говорить: “Я и Я” I and I.  Растаманы наделяют свой язык мистическим смыслом. Например “I” («Я») по написанию совпадает с римской цифрой I, входившей в имя живого бога, а по звучанию с английским словом “глаз” – eye. Поэтому это слово почиталось растаманами как символ божества, присутствующего в каждом человеке, и внутренного зрения, дарованного богом. Вообще, священное слово “I” вошло в состав многих производных слов. Например, избегавшая всего искуственного, консервов и «химии», кухня растаманов называлась Ital Food ср. выше названия растаманского языка. К личным именам,   а их часто меняли на “эфиопские”, также прибавлялось “I”, IBRO ( искаженное:  I brother – “Я  брат”) или приставка Ras.

I-Talk разработал богатую символическую систему, выражавшую различные стороны учения: Babylon, System – европейская культура и европейские ценности, Zion – Эфиопия, Африка, Священная земля растаманов, Exodus – Исход – репатриация, в «новой расте» – национально-освободительное движение, Piracy – колониализм, Vibration – медитация под музыку рэгги, Roots – африканская культура, Crazy Baldhead – противоположность дрэду, оболваненный европейской культурой чернокожий, не носящий дрэды.

Лингвистический анализ языка расты указывает на большое количество библейской и «научной» лексики. В этом языке мудреных слов гораздо больше не только в сравнении с ямайским патуа, но и по сравнению с классическим английским.

Музыканты рэгги очень ответственно относились к своему языку, заявляя, что его популяризация через тексты песен способствует распространению взглядов растафари. Действительно, усвоение языка расты как модного жаргона невольно заставляет смотреть на мир глазами расты: Africa, Zion, Babylon, I and I вошли в лексикон черной молодежи. Они могли и не иметь для всех того глубокого смысла, что и для растаманов, но все же представляли мир в новом свете, и представление о том, что черный человек владеет богатым культурным наследием, глубоко погребенным под слоем колониального мусора, распространилось среди черной молодежи.

Распространение расты по миру

В так называемые страны Запада раста была занесена поветрием моды на музыку рэгги. Правда в США и Канаду она попала гораздо раньше с ямайскими иммигрантами. В США растафари хоть и пользуются определенной популярностью, но в основном была быстро ассимилирована: сказалась устойчивая преемственность в развитии собственных разновидностей субкультуры афро-американской молодежи, полнее отражающих местную специфику. Зато как нельзя кстати пришлась раста в Европе, особенно в Великобритании, где сложилась многочисленная черная община, вырванная из лона родной культуры и из-за рассовых предрассудков не сумевшая вписаться в британское общество. Часто утверждается, что раста была занесена в Англию иммигрантами из Вест-Индии. Это не так: первое поколение иммигрантов всеми силами вписаться в британское общество, и лишь их потомки обратились к растафари, вернее к раста-рэгги. «Сегодняшние растаманы – да они ни черта о растафари и  не знают.  Может они и ищут какие-то там ответы, но большинству тех, кто приехал сюда в 50-е, 60-е годы тоже было несладко, и они тоже задумывались, но ни в какую расту не ударились,» – ворчит пожилая иммигрантка. Молодежь свысока смотрела на крушение амбиций у иммигрантов первого поколения, на их жалкие потуги подражать во всем коренным британцам, получая в ответ насмешки. Родителей явно дурачили белые – именно в этом  состоит притягательная сила вдохновленной  растафари музыки рэгги, снарядившей черную молодежь теоретическим инструментом для  того, чтобы уяснить себе положение, стремления и убеждения их родителей.
Вооруженные растафаристским мировоззрением, черные подростки смогли все расставить по местам, и им стало понятнее, почему у предыдущего отсутствовало хоть что-то напоминающее отстаивание своего достоинства, не говоря уже об открытом неповиновении.

Обращение было головокружительно быстрым: рэгги стал тем фокусом, в котором смогли сойтись воедино иная культура, иная система ценностей, иное самосознание. Стиль черной молодежи чутко отреагировал на эти перемены: походка, манеры, голос – все стало менее английским, кажется за одну ночь.

Как это ни удивительно на первый взгляд, к расте стала обращаться также и белая молодежь. Здесь, видимо, дело в том, что все «белые» субкультуры и как их неотъемлемая часть – музыкальные стили  так или иначе  существуют  пока сохраняют будоражащую энергию отрицания и эпатажа. Эта энергия заимствуются через освоение элементов иной культуры, в противовес господствующей. В послевоенное время этим иным почти всегда была «черная» субкультура. Как только заряд заимствованной энергии осваивается, ее новизна теряет остроту, культура застывает в рутинных формах и утрачивает смысл как субкультура. Возникает потребность в новой субкультуре и новых музыкальных формах, взрывающих устоявшиеся структуры путем нового заимствования.

Тягу к расте вызывает и то, что роднит ее с «детьми цветов» и чего лишены современные формы «белой» субкультуры: если вы верите в любовь, мир и единство, а это и есть самая суть расты, то какая разница, какого вы цвета.

Из свидетельств белых поклонников растафари видно, что их привлекло вовсе не решение растой специфических психологических проблем черной молодежи, а возможность идентифицироваться с воплощенным в образе «черной культуры»  выворачиванием наизнанку всех норм «белой» культуры, т.е. мира родителей – именно так воспринимается черная культура в европейской традиции.

Двусмысленность песен Боба Марли и других исполнителей рэгги оборачивается привлекательностью этих текстов для белых подростков, состоящей именно в невразумительности для непосвященных при отчетливо бунтарском пафосе, что позволяет по-своему интерпретировать их метафоричность, с точки зрения иной идентичности.
Особенно привлекательным оказалось противопоставление «мы – они». Традиция рэгги, пишет Саймон Джонс, послужила катализатором и вдохновением целому поколению белой молодежи, предоставив им средство для артикуляции собственного недовольства, для их собственной борьбы с доминирующей культурой и  политической системой. Иногда интерпретации  текстов рэгги белыми школьниками доходят до того, что Вавилон – это школа, а «страждущие» – это они сами.

«Черный человек» служит своеобразной оппозицией европейскому миру. «Черная культура» играет в европейской культуре нашего времени ту же роль, что в так называемых «традиционных культурах» играют персонификаторы Хаоса, т.е. люди, стоящие на пороге, посредники между этим и запретным миром: кузнецы, гончары, шаманы, гриоты и т. п. связанные со «странными» и «нехорошими» местами, где все наоборот. Часто и сами предтавители зазеркального мира подчеркивали свою наоборотность. Не удивительно, что и независимость от господствующей культуры – от дадаистов и кубистов до битников и хиппи – всегда сопровождалась повышенным интересом к «черной культуре», «примитиву» и т.д.